Ханс-Георг Гадамер и его философия — биография, история жизни и факты

Слышали ли вы когда-то о философской герменевтике? Если да, вы не могли пропустить мимо своих ушей имя одного из самых известных философов ХХ столетия – Ганса-Георга Гадамера.

Немецкий философ из Марбурга – Ганс-Георг Гадамер, как пример для наследования каждого философа современности, стал не только яркий представитель школы континентальной философии, но и прославился как автор философской герменевтики.

Для нас это важно, так как с точки зрения герменевтики Гадамера Ганса-Георга задание философии заключается в толковании предельных значений культуры, поскольку реальность мы видим сквозь призму культуры, которая являет собою совокупность основных текстов.

Это объясняет базис (основу) его этико-философского учения.

В учении Гадамера прослеживается влияние Гайдеггера, философия которого была основана на соединении двух фундаментальных наблюдений. Гадамер интерпретирует учение Гайдеггера в трехстороннюю схему понимания.

В первом измерении схемы система отсчета, в которой заложены основы герменевтики. В другом измерении схемы – план, где философ формирует свою точку зрения таким образом, чтобы она была понятна для других.

Эти три стороны берут участие в «кругу герменевтики» философа.

Стоит обратить особое внимание на более глубокие основы этико-философских учений Гадамера Ганса-Георга. Таким образом, одной из центральных идей, которая проходит через философскую герменевтику философии является акцент на жизни: жизни, в которой круг герменевтики начинается и заканчивается.

В своей философии Гадамер утверждает, что сама природа существования вообще и существование в обществе состоит в том, что мы должны начать с определенной позиции в свете и через призму постоянного анализа окружающей среды и самоанализа найти именно Своё место.

В своих учениях Гадамер отказывается от абстрактных и теоретичных формулировок этики. С его точки зрения эти теории не только отрицают и презирают практический характер этичного, однако и положения, которые лежат в их основе невозможно назвать истинными.

Он утверждает, что этико-философская теория должна быть отображением «рационального на универсальных принципах». Интересным есть то, что через несогласие с абстрактностью мышления Гадамер Ганс-Георг критиковал философию Гегеля.

Это означала акцент философа на понимании не «лучшего», а «другого», актуального с точки зрения его плюрализма.

Философ формирует мысль о том, что сегодня человек прежде всего наследует предубеждение, общественные обычаи и мораль с окружающей среды и общественности, в которой живет. В результате именно с наследуемых предубеждений человек этичные суждения и строит для себя понятие моральности, от которого полностью не сможет отказаться никогда.

Можно утверждать, что этико-философское учение Гадамера определенным образом «перекликается» с учением Аристотеля и его рассказами о «доброй личности».

Таким образом у Аристотеля владение добротой требует практическую мудрость.

Проводя параллели с Гадамером, человеческая доброта в контексте этики требует понимания своего положения в мире и в обществе, и находит свое проявление только в добротворительной жизни.

С другой стороны, учения Гадамера далеко от скептицизму и релятивизма. Для его позиции не свойственно игнорирование ограничений, что выплывают из фундаментальных концепций бытия человека в мире.

Действительно, после изучения трудов Гадамера остается стойкое чувство добра, которое занимает положение в понятии этичного, подталкивая человека к диалогических отношений, в которых появляется возможность критично изучить собственные этичные понимания.

Рассматривая настоящее через призму учений Гадамера, проблемы в современной теории этики за учением философа необходимо воспринимать как распространенные ошибки современности, обремененные наложенным историческим эффектом и влиянием предубеждений на наше понимание этики.

Учитывая все вышесказанное можно утверждать, что Гадамер видит этичную истину в венце всего понимания, в котором человек стает посредником, подвергая себя на влияние предубеждений и исторических концепций.

Напоследок стоит вспомнить и о критике Гадамера. Некоторые философы высказывают гипотезу о том, что этико-философское учение Гадамера в чистом виде отличается от того, что мы видим на самом деле.

Можно сделать вывод, что Гадамер Ганс-Георг говорил о том, что этика, как и герменевтика проявляется в жизни как своего рода понимание, которое стает одновременно теоретичным и практичным. Он откидал формализм и методологии других этичных теорий, сосредоточиваясь вместо этого на практической жизни с его предубеждениями и ценностями.

Источник: http://moral.infotaste.com/etiko-filosofskoe-uchenie-gadamera-gansa-georga/

Гадамер Ханс-Георг

Гадамер (Gadamer), Ганс-Георг (1900-2002)— немецкий философ, один из основоположников философской герменевтики. Профессор философии в Лейпциге (с 1939 г.), ректор Лейпцигского университета (1946-1947), профессор философии в Гейдельберге (с 1949). Подвергая критике методологизм наук о духе, Гадамер придает герменевтике универсальный характер, видя ее задачу не в том, чтобы разработать метод понимания (что имело место у В. Дильтея), но в том, чтобы прояснить природу этого понимания, условия, при которых оно совершается.

В основном сочинении «Истина и метод» («Wahrheit und Methode», 160), исходя из идей Дильтея (концепция понимающей психологии), Гуссерля (теория «горизонта» и «жизненного мира») и Хайдеггера (учение о языке), развил концепцию герменевтики не только как метода гуманитарных наук, но и как своеобразной онтологии. Автор ряда сочинений по истории философии, эстетике и философии истории.

Источник: http://www.hrono.ru/biograf/bio_g/gadamer.php

ThePerson: Ханс-Георг Гадамер, биография, история жизни, факты

Ханс-Георг Гадамер родился в семье протестантов в небольшом городке Марбург, распложенном на реке Лан. Мальчик рано лишился матери, а его воспитанием с четырех лет занимался исключительно отец.

С ним же он покинул родной город и переехал в польский город Бреслау (ныне Вроцлав), где родитель некоторое время работал преподавателем.

Позже, получив предложение возглавить кафедру фармацевтики, он вернулся в Марбург.

Окончив одну из польских школ, Ханс-Георг поступил во Бреслауский университет, а после возвращения на малую родину (1919 г.) продолжил образование в местном университете.

Основными направлениями изучения молодой человек определил философию, германистику и теорию литературы. По окончанию ВУЗа в 1922 году Гадамер без проблем защитил диссертацию, а его руководителем в этом проекте стал небезызвестный Пауль Наторп.

В дальнейшем полученные знания Гадамер дополнил курсом лекций классической философии.

В 1923 году Ханс-Георг завел знакомство с человеком, оказавшим на него огромное влияние. Им стал Мартин Хайдеггер, создавший «Учение о Бытие» и преподававший в то время в Марбургском университете. Под его руководством он защитил еще одну диссертацию, а после и сам стал преподавать в родном институте.

Герменевтика Гадамера

Герменевтика как отдельное течение в философской науке была выделена в конце ХХ столетия. Являясь наукой о понимании, она изучает процессы передачи информации в познании.

Основой учения является выражение «недоверия» к существовавшим ранее теориям, концепциям и лозунгам прежних философских учений. Ханс-Георг Гадамер, в своем главном сочинении «Истина и метод.

Основные черты фило­софской герменевтики» (1960) высказывался следующим образом: «Человечеством утрачена возможность наивного неведения, благодаря которому традиционные понятия поддерживали личностное мышление». Эта книга принесла ему мировую известность.

В ней он представил свое виденье понимания как способа человеческого бытия, а не логического акта, как было принято считать ранее. При этом в бытие он вкладывает понятия опыта (опыт жизни, культуры, истории), а основные принципы становления опыта, по его мнению, заложены в языке.

Язык же в свою очередь, в какой-то мере предопределяет схемы ориентации индивидуума в мире. Гадамер, так же как и Хайдеггер, рассматривал язык как «медиум» раскрытия происходящего бытия, а не как инструмент или даже знак произвольно выбираемого содержания.

Согласно Гадамеру любая интерпретация  текста определена предшествующими интерпретациями (традицией интерпретаций), но при этом каждая отдельная интерпретация является звеном, составляющим традицию, таким образом, создающим ее заново.

Гадамер культурную традицию рассматривал в разрезе связи будущего с настоящим и представлена она в соответствие с его учением, в виде своеобразного диалога, в котором есть и ответ, и вопрос. При этом важно не только реконструировать вопрос так, чтобы найти в нем же ответ, но и сопоставить его с самим собой. Таким образом, диалог является самостоятельным источником знаний.

«Истина и метод»  в корне изменила жизнь не только автора, но и общества в целом. В средине 70-х наблюдалось повышение интереса к основам и понятиям герменевтики не только среди профильных специалистов, но и у психоаналитиков, у постструктуралистов и т.д.

Философ регулярно проверял на практике свои суждения, часто истолковывая поэзии немецких поэтов и классиков (Гёте, Стефан Георге, Хайдеггер и Гегель и других). Особое удовольствие ему приносил анализ работы греческих мыслителей – Платона и Аристотеля.

Другие достижения

Кроме работы над философскими трудами, Гадамер вел активную преподавательскую деятельность.

В его послужном списке работа в лучших учебных заведения мира: Лейпцигский университет, в котором он был и профессором (1939 по 1947), и ректором(1946—1947), университет Франкфурта-на-Майне, университет Гейдельберга и многие другие.

Кроме того, Гадамер является основателем профильного журнала «Philosophische Rundschau», а в свое время он возглавлял Немецкое философское общество (1962 г.).

Ханс-Георг Гадамер является членом международных академий наук – от Лейпцига до США, почетным доктором в университетах Канады, США, ФРГ, Польши, России и Чехии.

Вклад Гадамера в развитие философии был оценен многими ученными. Так Ричардом Рорти Гадамер был рекомендован для чтения как образец «научающей философии». Философская герменевтика в образе Гадамера приобрела абсолютно новое значение, в котором четко определяется связь с прошлым, но при этом учитывается своеобразие современности.

Источник: https://theperson.pro/hans-georg-gadamer/

Универсальная герменевтика Ганса-Георга Гадамера

Ученик М. Хайдеггера Ганс-Георг Гадамер (1900—2002) развивает представление о понимании не как о методическом понятии, но как о способе, в котором мир изначально открывает себя человеку. В свете этого подхода Гадамер реципирует, переосмысляет и описывает предшествующую герменевтическую традицию.

В своей программной работе «Истина и метод: основы философской герменевтики» (1960) Гадамер выступает против эпистемологического сужения как понятия истины, так и понятия метода.

Не стремясь, в отличие от своих предшественников, разработать учение о методе, с помощью которого возможно добиться единственно истинного толкования, Гадамер указывает на изначальные условия возможности человеческого взаимопонимания и понимания текстов.

Существует истина понимания, которая не подчиняется объективирующей методике естественных наук, утверждает Гадамер. Истина процессуальна и событийна, и понимание «причастно» этому событию.

Научная объективность призывает отказаться от того, что важно для познающего человека: от его конкретной жизненной действительности. Объективность предполагает существование чистого субъекта, свободного от всех суждений и предрассудков («предсуждений») своего времени и своей традиции.

Но такой субъект не может быть живым, не может быть агентом действий и поступков, не может находиться в непрерывности активной жизни. Реальный человек не является изолированным и вневременным для своего объекта, но всегда связан с ним.

Он способен к пониманию истины лишь тогда, когда имеет к ней предметный интерес. Он движется к пониманию объекта, отталкиваясь от собственного герменевтического опыта, перемещая объект в свой собственный «духовный горизонт».

Понимание процессуально и в том смысле, что выступает как присвоение, овладение актуальным для познающего содержанием.

Все это формы опыта, выходящие за пределы методически организованных наук. Опыт искусства не может быть заменен наукой об искусстве, живой опыт истории — наукой об истории, разумное общение друг с другом — наукой о коммуникации.

Согласно Гадамеру, понимание, полученное в «ненаучном» опыте, также обращено к истине, но истине, предполагающей экзистенциальное усилие.

Вслед за Хайдеггером он подчеркивает: понимание действительности не является самодостаточным теоретическим достижением «освобожденного от действительности» субъекта, но событием, в которое понимающий заранее включен.

Тематизируя возможности опыта истины в области искусства, истории и языка, Гадамер обращается к значимой философской проблематике XVIII, XIX и XX вв. Эстетическая проблематика анализируется им как ключевая для XVIII в., проблема историзма — как центральная для XIX в., проблема лингвистического сознания — как важнейшая для современного ему философствования.

Опираясь на обширный опыт лингвистической философии XX в., Гадамер фиксирует так называемый онтологический поворот герменевтики, характеризуя язык как онтологическое основание человеческого опыта.

Язык есть нечто большее, чем изолированное сознание, — в языке открывается мир в целом. Все, доступное пониманию человека, весь человеческий мир определяется целокупиостыо языка.

Язык, предшествуя всякой предметности, образует и горизонт, охватывающий все, что может стать предметом понимания. Понимание само по себе является языковым процессом.

Развитие техники и происходящая под влиянием новых технологий трансформация повседневности изменяют роль науки и отношение к ней, задавая перспективы нового герменевтического видения науки, техники и повседневности и заново обращая герменевтику к «языковому строению мира».

Таким образом, универсальность герменевтики, по Гадамеру, заключается не только в «языковости» мира, но и в экстенсивном увеличении ноля герменевтических исследований.

Кроме того, существует и некий вечный, транстемпоральный момент, характеризующий язык, который, по Гадамеру, всегда будет делать герменевтическое толкование востребованными: это разрыв между «внешним» и «внутренним» словом.

Обращаясь к августиновскому понятию «внутреннего слова», Гадамер указывает на фундаментальное для его философии положение: ни одно слово не может передать внутреннего стремления души. Нельзя принимать слово или знак за окончательную фиксацию смысла. Слово — лишь указание, намек. Существует внутреннее слово как внутренний диалог человека с самим собой, питаемый языком.

И только воспоминание о внутреннем слове дает возможность видеть живость и насыщенность языка, зависимость диалога от заданного слова, которым «высказывается» смысл, не растворяющийся в знаках.

В принципиальной метафоричности, неточности человеческого языка Гадамер видит и позитивную сторону.

«Зазор» между внутренним и «внешним» словом — это плодотворное для языка обстоятельство, позволяющее избегать окончательности в выражении, дающее простор для внутреннего диалога и диалога с другим.

Более того, исторические языки с их метафорическим богатством, соответствуя сущностной неточности человеческого познания, бесконечно расширяют представление о мире.

Если классическая герменевтика в связке «автор — текст — читатель» акцентирует внимание на отношениях автора и текста, предполагая, что можно добиться адекватного понимания последнего, реконструировав первоначальный процесс его создания, философская герменевтика центрируется на позиции интерпретатора, достигающего понимания посредством актуализации заложенного в тексте смысла. Философская герменевтика вопрошает не о происхождении, а о восприятии произведения (текста, события) в соответствующей — т.е. понимающей — современности.

Источник: https://studme.org/184695/filosofiya/universalnaya_germenevtika_gansa_georga_gadamera

Великие философы: учебный словарь-справочник. Гадамер Ханс Георг

Гадамер Ханс Георг (род. в 1900 г.) — немецкий философ. Был учеником Хайдеггера, затем стал одним из основателей философской герменевтики. Занимался преподаванием философии в Лейпцигском университете (с 1939 г.), в Гейдельбергском университете (с 1949 г.). В 1946-1947 гг. был ректором Лейпцигекого университета.

Слово «герменевтика» означает толкование различных текстов. Гадамер придает герменевтике философское звучание и значение. Он полагает, что феномен понимания и правильного истолкования понятого — не только специальная методологическая проблема наук о духе. Феномен понимания пронизывает все связи человека с миром.

По словам Гадамера, науки о духе сближаются с такими способами постижения, которые лежат за пределами науки: с опытом философии, искусства, самой истории. Все это такие способы постижения, в которых возвещает о себе истина, не подлежащая верификации методологическими средствами науки.

Герменевтика для Гадамера воплощает опыт истины, который не только философски обоснован, но и сам является способом философствования.

Гадамер полагает, что герменевтическая рефлексия вырастает повсюду из конкретной практики науки. Более того, эта герменевтическая рефлексия повсеместно обнаруживается в научной практике. Своей герменевтикой Гадамер, по его словам, пытался примирить философию с наукой.

В этом случае философское сознание исследует наряду с собственной постановкой вопроса также условия и границы науки во всеобщности человеческой жизни. Границы и условия деятельности науки должна прояснять именно философия, и это в то время, когда до суеверия верят в науку.

«Именно на этом основан тот факт, что напряженное внимание к истине и методу имеет непреходящую актуальность».

Герменевтика занимает соответствующее место и в теории науки, поскольку открывает внутри науки — с помощью герменевтической рефлексии — условия истины, которые не лежат в логике исследования, а предшествуют ей.

В современную эпоху герменевтика, по мнению Гадамера, выступает как самосознание человека. «Один из важнейших уроков, которые дает история философии для этой актуальной проблемы, состоит в той роли, которую играют в аристотелевской этике и политике практика и знание, освещающие и ведущие ее, практический ум или мудрость…» [Истина и метод. М., 1988. С. 621].

Таково новое критическое сознание, неизбежно сопровождающее отныне всякое ответственное философствование и выводящее те языковые и мыслительные привычки, какие складываются у отдельного человека в процессе коммуникации с окружающим его миром, на суд исторической традиции, которой мы все принадлежим» [С. 43].

Гадамер говорит, что «познание социально-исторического мира не может подняться до уровня науки путем применения индуктивных методов естественных наук… Идеалом здесь должно быть понимание самого явления в его однократной и исторической конкретности.

При этом возможно воздействие сколь угодно большого объема общих знаний; цель же состоит не в их фиксации и расширении для более глубокого понимания общих законов развития людей, народов и государств, но, напротив, в понимании того, каковы этот человек, этот народ, это государство, каково было становление, другими словами — как могло получиться, что они стали такими» [С. 45-46].

Гадамер останавливается на понятии «образование», которое, по его словам, «помогает наиболее отчетливо ощутить, как глубока духовная эволюция, позволяющая нам все еще чувствовать себя как бы современниками Гете и, напротив, заставляющая уже все барокко считать доисторическим временем.

Наиболее значимые понятия и обороты речи, которыми мы привыкли оперировать, приняли свой облик именно в этом процессе, и тот, кто не желает заниматься языком, отдаваясь на волю его стихии, а стремится обрести самостоятельное и обоснованное понимание истории, обнаруживает, что вынужден переходить от одной проблемы из области истории слов и понятий к другой» [С. 50-51].

Такими понятиями Гадамер считает следующие: искусство, гений, историю, творчество, стиль, символ.

Другое ведущее понятие — «здравый смысл», который тесно связан со способностью суждения. Таким образом, Гадамер считает, что вопрос об истине зависит от философского понимания совокупности гуманитарно-научных процессов.

Но этот первый смысл проясняется в свою очередь лишь потому, что мы с самого начала читаем текст, ожидая найти в нем тот или иной определенный смысл.

Понимание того, что содержится в тексте, и заключается в разработке такого предварительного наброска, который, разумеется, подвергается постоянному пересмотру при дальнейшем углублении в смысл текста… Предвзятые мнения, не подтверждающиеся фактами, грозят сбить с верного пути того, кто стремится к пониманию.

Разработка правильных, отвечающих фактам набросков, которые в качестве таковых являются предвосхищениями смысла и которые еще только должны быть заверены «самими фактами», — в этом постоянная задача понимания.

Здесь нет никакой другой «объективности», помимо того подтверждения, которое наше предварительное мнение получает в ходе разработки.

Что еще характеризует произвольность не отвечающих фактам пред-мнений, как не то, что их уничтожает первая же попытка приложения к реальности? Понимание обретает свои подлинные возможности лишь тогда, когда его предварительные мнения не являются случайными. А потому есть глубокий смысл в том, чтобы истолкователь не просто подходил к тексту со всеми уже имеющимися у него готовыми пред-мнениями, а напротив, подверг их решительной проверке с точки зрения их оправданности, то есть с точки зрения происхождения и значимости» [С. 318-319].

Гадамер говорит: «Тот, кто хочет понять, не должен отдаваться на волю своих собственных пред-мнений во всей их случайности, с тем, чтобы как можно упорнее и последовательнее пропускать мимо ушей мнения, высказанные в тексте, покуда наконец эти последние не вырвутся в его иллюзорное понимание и не уничтожат его.

Скорее тот, кто стремится понять текст, готов его выслушать и позволяет ему говорить. Поэтому герменевтически воспитанное сознание должно быть с самого начала восприимчиво к инаковости текста.

Речь идет о том, чтобы помнить о собственной предвзятости, дабы текст проявился во всей его инаковости и тем самым получил возможность противопоставить свою фактическую истину нашим собственным пред-мнениям» [С. 321].

Гадамер специально останавливается на понятии предрассудка, которое было разработано в эпоху Просвещения, и показывает, что предрассудки отдельного человека в гораздо большей степени, чем его суждения, составляют историческую действительность его бытия [С. 329].

Герменевтическое правило состоит в том, что целое следует понимать исходя из частного, а частное исходя из целого. Понятийным, полагает Гадамер, является лишь то, что представляет собой законченное смысловое единство.

Так, читая какой-либо текст, мы всегда предполагаем его смысловую завершенность, и только если это предположение оказывается неоправданным, т.е. текст непонятным, — лишь тогда мы сомневаемся в точности дошедшего до нас текста и думаем о том, как бы нам исправить эту неточность.

Этим еще раз подтверждается наш тезис, что понять означает прежде всего понять само дело и лишь во вторую очередь — выделить и понять чужое мнение в качестве такового. Наипервейшим из всех герменевтических условий остается, таким образом, предпонимание, вырастающее из нашей обращенности к тому же делу.

«Герменевтика должна исходить из того, что тот, кто хочет понять, соотнесен с самим делом/ обретающим голос вместе с историческим преданием, и связан или вступает в соприкосновение с той традицией, которая несет нам предание.

С другой стороны, герменевтическое сознание отдает себе отчет в том, что его связь с этим делом не может быть тем самоочевидным и несомненным единством, которое имеет место в случае непрерывно длящейся традиции» [С. 349].

Таким образом, при герменевтическом исследовании возникает так называемый герменевтический круг (часть — целое), при котором «предвосхищающее движение предпонимания постоянно определяет понимание текста» [С. 348]. «Круг целого и части находит в законченном понимании не свое разрешение, но, напротив, свое подлиннейшее осуществление, воплощение» [С. 348].

Мы пребываем в ней, мы всегда преднаходим себя в какой-либо ситуации, высветление которой является для нас задачей, не знающей завершения» [С. 357].

Поэтому «задача философской герменевтики может быть определена так: она должна пройти путь гегелевской феноменологии духа в обратном направлении, поскольку во всякой субъективности должна быть показана определяющая ее субстанциальность.

Любое конечное настоящее имеет свои границы. Понятие ситуации определяется как раз тем, что она представляет собой точку зрения, ограничивающую возможности этого зрения. Это значит, что в понятие ситуации существенным образом входит понятие горизонта.

Горизонт — поле зрения, охватывающее и обнимающее все то, что может быть увидено из какого-либо пункта. В применении к мыслящему сознанию мы говорим, далее, об узости горизонта, о возможном расширении горизонта, об открытии новых горизонтов и т.д….

Разработка герменевтической ситуации означает соответственно обретение правильного горизонта вопрошания для тех вопросов, которые ставит перед ними историческое предание» [С. 357-358].

Важное место Гадамер уделяет пониманию опыта и его роли в герменевтике. Он пишет: «Герменевтический опыт имеет дело с преданием. Предание — вот, что должно быть испытано в этом опыте. Однако предание есть не просто свершение, которое мы учимся познавать путем опыта, над которым учимся господствовать, оно есть язык, то есть оно само заговаривает с нами, подобно некоему «Ты»« [С. 421].

Герменевтика Гадамера включает в себя проблему вопроса и ответа. Он пишет: «То, что переданный нам текст становится предметом истолкования, означает, что этот текст задает интерпретатору вопрос.

Поэтому истолкование всегда содержит в себе существенную связь с вопросом, заданным интерпретатору. Понять текст — значит понять этот вопрос. Как мы показали, однако, это происходит путем обретения герменевтического горизонта.

Этот последний мы понимаем теперь как горизонт вопроса, в границах которого определяется смысловая направленность текста» [С. 434435].

Понять то, что нам говорит другой, означает, как мы видели, прийти к взаимопониманию в том, что касается сути дела, а вовсе не означает поставить себя на его место и воспроизвести его переживания. Мы подчеркивали, что постижение смысла, осуществляемое таким образом, всегда включает в себя аппликацию.

Теперь мы обращаем внимание на то, что весь этот процесс есть процесс языковой. Недаром собственная проблематика понимания, попытка овладеть пониманием как искусством — а это и есть тема герменевтики — традиционно принадлежит сфере грамматики и риторики.

Язык есть та среда, в которой происходит процесс взаимного договаривания собеседников и обретается взаимопонимание по поводу самого дела» [С. 446-447]. «Язык — это универсальная среда, в которой осуществляется само понимание. Способом этого осуществления является истолкование» [С. 452].

Язык, таким образом, рассматривается Гадамером как особая реальность, внутри которой происходит понимание человеком человека, а также понимание человеком мира. Язы^ — основное условие возможности человеческого бытия. Диалог, который происходит между различными культурами, имеет форму поиска общего языка.

Источник: http://philosophy.niv.ru/doc/dictionary/great-philosophers/articles/27/gadamer-hans-georg.htm

Ханс-Георг Гадамер

Герменевтика, учит исследованию истинного смысла даже глубоко ложного суждения.

Герменевтика. потому что интерпретация во всех возможных значениях, давно занимает меня.

Феномен, описываемый, как есть речи, значенье темно иль ничтожно, но им без волненья внимать невозможно имеет место, значит должен быть и тот, кто растолкует смысл.

В сути то, чем занимаюсь изо дня в день, есть прикладная герменевтика, применимая к тексту; перетолкование с русского на понятный. Гадамер, потому что вспомнился первым из светил герменевтики.

С тем же успехом на его месте мог оказаться Гуссерль или Хайдеггер, особого пиетета именно к этому ученому не питала. Однако рада, что начала с него, потому что его стиль и манера изложения кажутся ясными, не перегруженными чрезмерным академизмом, уважительными к читателю.

«Актуальность прекрасного» тоже не в силу особых причин. Название показалось наименее пугающим. Сборник статей, писаных в разное время по разным поводам и объединенных довольно произвольно, большей частью, подозреваю, потому что к моменту публикации могли заполнить лакуны в этом первом отечественном издании работ ученого.

Однако формат небольших по объему, различных по тематике, но выражающих общую парадигму статей, проще для понимания обыкновенным читателем.

Не возьмусь конспектировать, тезисно излагать или хотя бы пересказывать статей, составляющих сборник, сделаю общий обзор, обращая внимание на то, что запомнилось и показалось интересным мне. Философия и герменевтика.

Отчасти автобиографическая статья, излагающая основные принципы философской герменевтики: источники, составные части, предпосылки развития.

Важная роль в становлении классического Платонова диалога, отличие от просветительской и позитивистской парадигм чтения (с опорой на учение, развлечение, историзм). Философское основание XX века.

Необходимость осознания дистанции, разделяющей творца и интерпретатора и нахождения новой его актуальности. Понимание невозможно вне контекста. Текст многозначен и понимание может выходить за пределы субъективного замысла автора, более того, оно всегда и неизбежно выходит за эти рамки.

История понятий как философия Искусственность философской терминологии, одновременно необходимая, как инструмент, и максимально отдаляющая понятийное мышление от языка и присутствующей в языке истины. Язык и понимание пониманию всегда предшествуют трудности, препятствия в установлении согласия.

Язык науки — всего лишь один из моментов философской, религиозной и поэтической речи. Семантика и герменевтика Семантика описывает данную нам языковую действительность как бы наблюдая ее извне, герменевтика же сосредоточивается на таком глубоко внутреннем процессе, как речь, которая извне предстает как освоение мира знаков.

Герменевтика переплавляет исследуемое семантикой в понимающее постижение.

О круге понимания Целое надлежит понимать на основании отдельного, а отдельное — на основании целого. Понимание — это акт действенной истории. Неспособность к разговору Разговор, если он удался, оставляет что-то нам, он оставляет что-то в нас, и это «что-то» изменяет нас.

Основные формы: переговоры, терапевтическиен беседы (психоанализ) и собственно общение, которое становится возможным лишь тогда, когда мы находим в себе волю заглушить внутреннюю ресь, обращенную к себе и услышать другого. Миф и разум У современного мышления два истока.

Проблема отношения мифа и разума, оба они суть реализованные ответы, с помощью которых человеческое бытие постоянно понимает себя.

Философия и Поэзия Слово обыденного языка подобно мелкой разменной монете или бумажным банкнотам, напротив, поэтическое слово, как знаменитый старый золотой, обладает стоимостью, которую символизирует. Философия и Литература Понятия, в которых мы мыслим, уже заранее продумывают все за нас.

Иначе говоря: понятийная система, в которую мы пытаемся облечь свои мысли, пред-запечатлена в нас и предопределяет то, что мы способны постичь. Почему так произошло и в чем смысл того, что написанному придается значение высшей ценности? Письменный текст опережает язык, причем недосягаемо.

Лирика как парадигма современности Поэзия, даже самая малопонятная, рождается в понимании и для понимания; поэтическое слово в силу своей внутренней понятийности особенно близко философскому понятию. О праздничности театра Настроением статья очень корреспондирует с понятием карнавальности у Шкловского.

Современный человек все еще способен возвысить себя до высоты духа, какая венчает собой мгновение праздника.

Понятийная живопись Интересный подход к интерпретации кубизма и модернизма в живописи, как к чтению картины, разворачивающейся со многих точек зрения, в противоположность классической живописи, имевшей точкой отсчета традиционное чтение сверху вниз и слева направо.

Остальные статьи сборника не настолько заинтересовали, а всего вернее, с ними оказался превышен предел способности восприятия сложных текстов.

Какие-то мысли без сомнения отложились в памяти и с ними, но взявшись подробно излагать, рискую превратить отзыв о книге в бесконечную историю.

В любом случае, чтение «Актуальности прекрасного» стало интересным и полезным опытом и снабдило действенными инструментами интерпретации. То, что я люблю.

Источник: https://www.livelib.ru/author/17631-hansgeorg-gadamer

ГАДАМЕР, ГАНС ГЕОРГ

Всемирную известность принесла Гадамеру работа Истина и метод. Основные черты философской герменевтики (Wahrheit und Methode (Truth and Method), 1960), где он попытался связать воедино «герменевтику фактичности» Хайдеггера с герменевтической традицией 17–18 вв.

Вслед за Хайдеггером Гадамер трактует феномен понимания не как инструментально-логический акт, а как способ человеческого бытия. Отсюда радикальный пересмотр задач герменевтики, в том числе ревизия концепций Шлейермахера и Дильтея.

Герменевтика – не искусство истолкования (как это было у Шлейермахера) и не метод познания (как у Дильтея), а исследование условий, при которых возможно понимание.

Развивая хайдеггеровскую мысль о человеческом бытии как бытии в мире и о «пред-истолкованности» мира в дотеоретических структурах ориентации в нем, Гадамер ведет речь о «предпонимании», которое конкретизируется им как «пред-рассудок». «Предрассудки» (равно как и «традиция» и «авторитет») не только не препятствуют пониманию, но и составляют необходимый его момент.

«Герменевтический круг», известный как основная трудность процесса интерпретации, носит, по Гадамеру, не методологический, а онтологический характер, и продиктован взаимообусловленностью и взаимодействием между «предпониманием» и текстом.

К смыслу текста как некоторого целого мы идем через понимание его отдельных частей; но чтобы понять смысл части, уже необходимо определенным образом понимать целое, т.е. обладать его «предпониманием». Как бы упреждая упрек в субъективизме и релятивизме, Гадамер говорит о диалогической структуре процесса понимания. Понимание возможно через диалог.

Понимание всегда осуществляется в процессе «слияния горизонтов» интерпретатора и текста, причем интерпретатор не выходит из этого процесса незатронутым, его смысловой горизонт тоже претерпевает изменения.

В последовательном противостоянии редукции герменевтики к разработке методологии интерпретации текстов (Э. Бетти, Е.Д.

Хирш), Гадамер выдвигает понятие «действенной истории» (Wirkungsgeschichte), которая заключается, с одной стороны, в определенности всякого акта истолкования текста предшествующей историей (традицией) его интерпретаций, а с другой стороны, во включенности этого акта в традицию.

Сегодняшняя интерпретация традиции – тоже момент традиции; всякое истолкование и определено традицией, и «соопределяет» последнюю.

Подчеркивая момент «принадлежности традиции», Гадамер отмежевывается от концепции «исторического сознания» Дильтея, верящего в возможность объективного познания прошлого, укорененного исследователем в настоящем. В континууме традиции нет ни прошлого, ни настоящего, и Шекспир вполне может выступать как современник Софокла; в «событии понимания» нет ни объекта, ни субъекта, т.к. интерпретатор и его предмет равным образом причастны традиции.

Парадигматическое значение для герменевтического опыта имеет «опыт искусства». В противовес концепции «эстетического суждения» Канта, Гадамер вслед за Гегелем трактует искусство как способ познания, как самостоятельный «опыт истины».

Апелляция к Гегелю необходима Гадамеру для заострения своего расхождения со Шлейермахером: задача герменевтики заключается не просто в «реконструировании», а в известном смысле в «конструировании» – во включении опыта истины, переживаемого благодаря произведению искусства, в структуру опыта интерпретатора.

Гадамер отрицает поэтому и возможность «снятия» менее совершенных форм культурных образований более совершенными. Традиция дана человеку в первую очередь и по преимуществу как языковая. Мы «живем в традиции» в той мере, в какой мы «живем в языке».

Как и Хайдеггер, Гадамер рассматривает язык не в качестве инструмента или знака того или иного произвольно избираемого содержания, а как «медиум» раскрытия бытия. Универсальность языка как медиума влечет за собой универсальность герменевтики. Отсюда вытекает знаменитый тезис Гадамера: «Бытие, которое может быть понято, есть язык».

В полном соответствии со своим тезисом, что герменевтика – прежде всего практика, Гадамер выступает как практикующий интерпретатор, беря в качестве предмета и историю философии (Платон, Аристотель, Гегель, Гуссерль, Хайдеггер), и историю литературы (Гёте, Рильке, Гёльдерлин, Пауль Целан).

Диалог (в качестве диалога с традицией) служил Гадамеру не просто моделью исследовательской деятельности, но стал для него образом жизни.

Радость соучастия в событии мысли, совершающемся посредством философского диалога, Гадамер подарил огромному количеству друзей и учеников. Ясность ума не оставляла его до конца дней.

Гадамер ушел из жизни на 103-ем году своей полной общения жизни. Он умер в Гейдельберге 13 марта 2002.

Источник: https://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/filosofiya/GADAMER_GANS_GEORG.html

Ганс Гадамер: Философия и поэзия

Между философией и поэзией есть загадочная близость, которая стала осознаваться со времен Гердера и немецкого романтизма. К этой близости не всегда относились с одобрением, видя в ней, скорее, свидетельство нищеты послегегелевской философии.

В XIX и XX веках университетская философия утратила свое значение, причем произошло это не просто из-за обращенных против нее гневных тирад Шопенгауэра.

Это случилось потому, что она уступила место великим неакадемическим философам и писателям масштаба Кьеркегора и Ницше, а еще более потому, что была отодвинута в тень целым созвездием великих романистов, прежде всего французами — Стендалем, Бальзаком, Золя — и русскими писателями — Гоголем, Достоевским, Толстым.

И если университетской философии позднее удалось частично отвоевать утраченную позицию (благодаря работам так называемых философов-экзистенциалистов — Ясперса, Сартра, Мерло-Понти, Габриэля Марселя и прежде всего благодаря работам Мартина Хайдеггера), то произошло это потому, что философия вторглась в пограничную область поэтического языка, за что стала подвергаться суровой критике. Казалось бы, в эпоху науки философу, который хочет, чтобы его принимали всерьез, не пристало рядиться в тогу пророка. Чего же ради тогда философия сторонится великих достижений современной логики, совершившей за последние сто лет головокружительный скачок по сравнению с аристотелевской логикой? Почему она все больше уходит в заоблачные сферы поэтического языка?

Однако плодотворное напряжение, существующее между областью поэзии и областью философии, их близость и отдаленность друг от друга — это не проблемы недавнего прошлого; они постоянно сопровождают европейскую философию, которая отличается от восточной мудрости как раз тем, что несет в себе это напряжение с самого начала ее зарождения. Еще Платон говорил о древнем раздоре между поэзией и философией и изгонял поэзию из царства идей и блага, но вместе с тем философия Платона, этого сказителя мифов, который с неподражаемым умением соединил возвышенность и иронию, древнюю легенду и четко выраженную мысль, вмещает в себя и поэзию. Равным образом того, кто хотел бы четко отграничить поэзию от философии, образ от понятия, можно спросить: что же тогда объединяет Ветхий и Новый завет, а вместе с ним и тысячелетнюю историю христианского миропонимания и мировоззрения?

Так что вопрос о том, почему и каким образом, будучи единственным средством передачи как мысли, так и образа, язык умудряется подводить под общий знаменатель то, что является для них общим, и то, что их различает, — это очень старый вопрос.

Очевидно, что подобное подведение под общий знаменатель имеет место не в процессе обыденного употребления языка, в котором сродство мысли и образа усиливается и даже доходит до их взаимного наложения. Любая речь действительно обладает способностью постоянно обращаться как к образу, так и к мысли.

Обычная человеческая речь, однако, приобретает свойственную ей разумную определенность и однозначность по причине жизненной связи, с которой она оказывается сращена благодаря ситуации и адресату.

Таким образом, слово, произнесенное в связи с конкретным действием, не замкнуто на себя; оно вообще «не замкнуто», а является переходным моментом к содержанию сказанного. Ничего не меняет и письменная фиксация подобной речи, хотя в этом случае задача понимания изъятого из контекста связана со специфическими герменевтическими трудностями.

В отличие от обыденной речи, поэтическая речь, равно как и философская, напротив, обладает способностью замыкаться на себя и, материализуясь в отвлеченном «тексте», быть тем не менее высказываемым как бы автономно, «собственной властью». Как вообще языку удается проделывать такое?

Приближается ли он к идеалу однозначного означивания полагаемого или отдаляется от такового (как это имеет место в речи политиков), язык в любом случае замыкается не на себя, но на нечто такое, что встречается в жизненном или научном опыте; высказанные с его помощью суждения либо подтверждаются, либо опровергаются опытом. Слова не «покоятся» в себе самих. Полностью они как в устной, так и в письменной форме реализуются лишь благодаря указанной жизненной связи. Валери отделил поэтическое слово от обыденного, придумав остроумную притчу (речь в этой притче идет, правда, о старых временах, когда деньги еще имели золотое обеспечение): слово обыденного языка, пишет он, подобно мелкой разменной монете или бумажным банкнотам в том отношении, что оно не обладает стоимостью, которую символизирует; напротив, поэтическое слово, как знаменитый старый золотой, имевший хождение до первой мировой войны, само обладает стоимостью, которую символизирует. То есть поэтическое слово является не просто указанием на нечто иное, но, подобно золотой монете, оно есть то, что представляет.

Источник: https://libcat.ru/knigi/nauka-i-obrazovanie/filosofiya/233749-gans-gadamer-filosofiya-i-poeziya.html